Нет-нет, нельзя несерьёзно и безоглядно относиться к собаке, которая по-настоящему умеет кусаться, и особенно если она собирается цапнуть не абстрактного кого-то, а вполне конкретного тебя.
То ли годом, то ли двумя позже отправились мы небольшой компанией поглазеть на выставку, которую проводил захиревший к тому времени по причине неконкурентоспособности досаафовский клуб. Сидим мирно, пьём пиво, никого не трогаем. Только ловим, конечно, косые взгляды, потому как неспроста захирел тот клуб, а при самом активном содействии нашего "Содействия".
По всем правилам хорошего тона, досаафовцы, перед началом работы рингов и в перерывах, для привлечения, как водится, зрителей и пропаганды своей деятельности, проводят показательные выступления. И всё бы ничего, да только собак, которые для показухи годятся, у них в клубе всего две. Вот этих двух и пускают на задержание то этак, то так. Собачки, надо сказать, в атаке смотрятся вполне и вполне: бегают быстро, прыгают неплохо и кусают высоко. Правда, и веса, и силы у них маловато, по каковой причине фигурант как может им подыгрывает, всякий раз при нападении на него не очень умело, но старательно падая, а иногда и кувыркаясь. Фигурант этот, Вова, высокий и румяный юноша с насквозь прозрачными глазами, в общении весьма нетерпимый и вспыльчивый, а уж самолюбивый - еще похлеще, чем я был в его возрасте. Независимо от того, знает или не знает, всегда всё упрямо делает по-своему, и нет, кажется, такого поворота, на котором бы его не заносило. Разумеется, уже считает себя большим специалистом. Дрессировочный рукав на Вову надет не самый крепкий, но с учётом качества принимаемых собачек, хватит ему и такого.
Бегает себе Вовочка и бегает, падает да и падает - ну и леший с ним, нам-то какое дело! Мы гораздо похуже фигурантов видывали, которые и на его уровне стуфтить бы не смогли. Так что даже не смеёмся громко, хотя есть над чем. Одна из кусающихся-то собачек - Вовочкина, да и другая его прекрасно знает, так что это всё игра на публику, к тому же не в лучшем исполнении: то поторопится фигурант упасть, то наоборот, запоздает.
Но вдруг откуда-то сзади, малость пошатываясь, выходит не ахти какой трезвый Витя, человек с характером прямым, тяжёлым и размашистым, как у Стеньки Разина, и контрастным ничуть не менее, чем у атамана Кудеяра. При определённых обстоятельствах он вполне мог бы олицетворять собою тот самый пресловутый русский бунт. А на поводке у Вити его "альтер эго" Осман, немецкая овчарка, в очень многом напоминающая крокодила - и обликом, и нравом. Топор, или лом, или ружьё сделали Османа колченогим - я уже не припомню, но нимало не сомневаюсь в окольно достигавших меня слухах, что со всеми перечисленными инструментами, находившимися в чужих руках, он в разное время чересчур близко знакомился, и что знакомства эти всегда гораздо дороже обходились как раз обладателям инструментов. Речь правдолюбца Вити, от души приправленная подходящими ко всем случаям жизни русскими устными выражениями, была по обыкновению немногословной:
- И чё ты (...) мне тут (...) показываешь? - обратился он к фигуранту. - Ты (...) вот под Османа сходи.
Осман, явно одобряя мнение хозяина, со спокойным интересом повернул к Вове свою нелепо длинную, испещрённую вдоль и поперёк шрамами всевозможной конфигурации, здоровенную морду.
Вовочка не стерпел грубых слов, зарделся от обиды:
- Ну и что? Ну и схожу!
Мы, конечно, не друзья досаафовцам, но раз такое дело, скорее вскочили - и к ним. Слово не воробей, и мальчишке, переполненному глупой гордостью, понятно, сдержать его придётся. Но как-то без кровопролития хотелось обойтись, хотя бы без особого. Мы и давай уговаривать Витю и ничего ещё не понявшего Вовочку, чтобы Османа пускали не более чем с двадцати шагов. Слава Богу, уговорили. Обычная средняя собака чем дальше бежит, тем слабее атакует - на бегу запас ярости у неё выгорает. Потому настоящая проверка характера, как было в ту пору на гэдээровском "кёрунге", делается только при дальнем пуске - с девяноста метров. А таким хладнокровным бойцам, как Осман, два десятка шагов или две сотни - нет никакой разницы. Только знаем мы, что если вблизи - то сможем ещё упросить Витю, чтобы собаку отозвал поскорее. А будет пуск дальний, Витя, и в трезвом-то виде не терпящий никакой фальши, не упустит случая, ну, не скажу - поиздеваться, а так, слегка поглумиться, и спешить уж точно никуда не станет. И хорошо тогда, если Осман, давно познавший вкус живого мяса, просто порвёт, а не покалечит, а то и не выпотрошит слишком самонадеянного фигуранта. Ему на это пары лишних секунд за глаза хватит.
Пустили. Вовочка готовится принять Османа в лоб, с ударом до хватки, и ладно ещё, не бежит, а идёт к нему навстречу. А этот убивец неспешно и почти лениво скачет, хромая на все четыре ноги, и только в последний момент неожиданно и резко маханул с такой прытью, что не успел Вовочка приложиться к нему стеком. И чему мы все потом удивлялись, что не только опытным и могучим противником оказался Осман - в этом ни у кого, кроме Вовочки, никаких сомнений и прежде не возникало - но ещё и чертовски благородным. С его-то людоедской славой! Как только захлопнул он свою мясорубку (а вернее сказать - костоломку) на рукаве да тряхнул чуть головой, так сразу и понял, да и мы все тоже поняли: достал. Ну и держит себе рукав, негромко порыкивает в порядке предупреждения дальнейших эксцессов, а добивать и не думает. Хотя - вот он, клиент: спёкся мгновенно, бери его голыми руками. Стоит Вовочка бледнее бледного, ручки опустились, глазки в кучку, и не то что дёрнуться, а ни вздохнуть, ни охнуть не может. Совместными усилиями растормошили мы Витю, отозвал он нехотя Османа. Вытащили тогда абсолютно никакого Вовочку из рукава, посмотрели: как и следовало ожидать, ни одной дыры нет. Просто сжал Осман с жуткой силой свои крокодильи челюсти, вот тебе и болевой шок. Синяк, конечно, на все предплечье...
Глянул на это исподлобья Витя, пробурчал себе под нос:
- А не будет выпендриваться! ...Нет, неправ, неправ был Витя: никакой это не выпендрёж, а самое что ни на есть пижонство!
Что я с показухой вляпался, что Вовочка, что "авось", что "небось" - никакой по сути разницы.
О таких пижонах, как мы тогда, в старом анекдоте и сказано: "летать не умеют, а туда же - выпендриваться!".
|
